Лучо-Потрошитель

Выставка Фирменный знак художника Лучо Фонтаны – рассеченный ножом холст. Этот нехитрый прием предвосхитил искусство компьютерной эры и вернул Италии место среди лидеров современной культуры.

Выставка итальянского художника, скульптора и философа Лучо Фонтаны «Поэтика пространства: между замыслом и изображением» открылась на третьем этаже петербургского Мраморного дворца в первые дни весны и продлится до майских праздников. Проект проходит в рамках сериала «Мастера европейского авангарда» и, казалось бы, обречен на внимание публики. Итальянец Лучо Фонтана – несомненный «титан модернизма», один из тех, без кого не существует искусства ХХ века. Он давно и прочно оккупировал верхние строчки аукционных рейтингов Christie’s, его философские трактаты разобраны на цитаты, живопись и скульптура Фонтаны входят в основные коллекции Музея Гуггенхайма и Центра Помпиду, а буквально за несколько дней до открытия выставки в Мраморном закончился большой проект с участием работ Фонтаны в лондонской галерее Тate Modern.

Между тем петербургская выставка большого шума пока не наделала. И это вполне объяснимо. Абстракции Лучо Фонтаны – как раз тот род искусства, о котором в СССР говорили очень редко и почти всегда резко ругательно.

Тридцать с лишним работ приехали в Петербург из Италии, где к северу от Вероны находится Музей современного искусства Тренто и Роверетто. Молодой, частный и очень активный, этот музей известен в профессиональной среде не столько большой коллекцией нового искусства, сколько своим огромным зданием под стеклянной крышей – в конце 1980-х его выстроил классик современной западной архитектуры Марио Ботта, прославившийся реконструкцией театра Ла Скала. Год назад этот музей уже отметился в Санкт-Петербурге – в феврале 2005 года в Николаевском зале Эрмитажа выставляли обширную итальянскую ретроспективу. От футуристов к неоклассике, а оттуда – к абстракции. Лучо Фонтана на той выставке тоже присутствовал, но в жанровом многообразии как-то терялся. Его работы действительно всегда лучше смотреть отдельно.

 Показательный факт: по размеру страховки нынешний проект первенствует среди выставок, когда-либо проходивших в Мраморном дворце, – позади остались и Энди Уорхол, и Йозеф Бойс. Организация целиком оплачена итальянцами, это отчасти жест благодарности. Не так давно в Тренто и Роверетто привозили наш авангард и агитационный фарфор, и нынешнюю выставку можно назвать симметричным ответом. Благо, по гамбургскому счету западных кураторов, Лучо Фонтана – примерно та же весовая категория.

Кто же он такой?

История Лучо Фонтаны стереотипна – искусство ХХ века изобилует такими яркими, но в чем-то очень похожими биографиями. Сын и внук художника, фронтовик первой мировой, ровесник века и одногодок Хемингуэя, Фонтана – один из «потерянного поколения» и человек, заставший пик эпохи западного авангарда. Как Пикассо, Макс Эрнст и Шагал, Лучо Фонтана был «гражданином мира» (появился на свет в Аргентине, ребенком вернулся в Италию, потом бежал в Южную Америку от фашистов и долгие годы скитался между Старым и Новым Светом). Как Василий Кандинский, он считал свое искусство лишь частью чего-то большего, оставил множество трактатов и манифестов и был не только художником и скульптором, но и философом, и теоретиком. Наконец, как Малевич и Уорхол, он работал в самых разнообразных жанрах и техниках, но в культурной памяти человечества Фонтана-художник отпечатался одним-единственным визуальным образом-штампом.

Простой монохромный холст, рассеченный вертикальными ножевыми разрезами в одном или нескольких местах, – этот прием в первую очередь ассоциируется с именем Лучо Фонтаны. На выставке в Мраморном дворце под его «фирменные» работы отвели целый зал. Хотя Фонтана начинал как вполне консервативный мастер, для всего мира он – именно тот, кто разрезал картину. 

Не все так просто

Первая трактовка работ Фонтаны предсказуема и ошибочна: мы имеем дело с очередным художником-анархистом, решившим вспороть брюхо картине в ее традиционном понимании. В конце концов, изобразительное искусство ХХ века соткано из подобных опытов. Сто лет мастера авангарда третировали живопись всеми возможными способами. Пабло Пикассо взломал закон перспективы – и появился кубизм. Казимир Малевич целенаправленно довел живопись до самоубийства – и после его «Черного квадрата» изобразительное искусство, по сути, начало жить заново. Американец Джексон Поллок писал холсты, разбрызгивая по ним автомобильную краску и грязь, а бельгиец Ив Кляйн рисовал обнаженными телами натурщиц – и их «живопись действия» была скорее перформансом. Уже после Фонтаны сенсацию в галерейном мире произвели минималистские абстракции японца Шодзо Шимамото – его испещренные пунктирами и дырочками работы сейчас представляются почти двойниками картин и объектов Фонтаны. Кажется, что и Лучо Фонтана застолбил за собой грядку на просторном поле левацких художественных экспериментов. На самом деле не все так просто.

Жанр, изобретенный Фантаной, называется спациализм, от итальянского spazio – «пространство», «объем». Правда, самому мастеру больше нравилось американское звучание этого термина. По-английски space значит «космос».

Фонтана прошел консервативную выучку миланской Академии изящных искусств Брера. Яркий, ровный и живой цвет его рассеченных холстов – кивок в сторону Византии. Рубленая и прямоугольная структура некоторых других работ – почти конструктивизм. На выставке в Мраморном дворце особенно много вещей, выдержанных в одной стилистике, – небольшое поле, по нему быстрая россыпь блестящих цветных камушков. Этот прием – из великой итальянской архитектуры барокко. Оттуда же – крабы из венецианского стекла, выставленные в конце экспозиции. В общем, при ближайшем рассмотрении оказывается, что Лучо Фонтана – очень традиционный художник.

Спациализм: в поисках  четвертого измерения

Почти все работы Лучо Фонтаны имеют одно и то же название – concetto spaziale, в приблизительном переводе на русский это звучит как «пространственный концепт» или «пространственное представление». В последние 20 лет жизни Лучо Фонтана называл так почти все свои работы – и скульптуру, и живопись, и объекты. Понятно, что Фонтана не запутывал зрителей специально, просто абсолютно все его вещи так или иначе решали одну задачу – добавляли картине новую плоскость, одновременно переводя ее в новый разряд искусства, где она становилась объемным объектом.

Жанр, изобретенный Фонтаной, называется  спациализм – от итальянского spazio – «пространство», «объем». Правда, самому мастеру больше нравилось американское звучание этого термина. Ведь по-английски space – «космос». «Я всегда считал себя первооткрывателем, и поэтому многие не могут понять, о чем говорят мои вещи, для чего они сделаны. Дыры, разрезы, отверстия – это мои открытия. В сущности, я освободил искусство. Вывел живопись из узких рамок картины, дал ей другую глубину, новое измерение. Только дураки думали, что я резал холст, потому что хотел уничтожить картину», – в одном интервью Лучо Фонтана, по сути, подвел итог своим главным опытам в сфере искусства. Внимательный зритель заметит – дырочки и разрезы на холстах Фонтаны выходят на черный фон: он специально подклеивал бархатные полоски к подрамникам. Метафора понятна: из рваных отверстий на зрителя будто смотрит звездная бесконечность. 

 Свои самые известные вещи с дырками и разрезами Лучо Фонтана сделал в пределах двух десятилетий. Рассекать холсты ножом начал в 1949-м, а за несколько лет до смерти перешел к философской серии «Конец бога» – вещи этого рода представляют собой розовые яйца из картона, испещренные дырками. На выставке есть самая известная работа из этой серии – сегодня искусствоведы трактуют ее как пророчество «постмодернистского видения», в котором поле единой прежде культуры заменяет нагромождение множества независимых дискурсов. Но вряд ли в 1950-х Фонтана задумывался о чем-то похожем: то было время безраздельного научного оптимизма, когда главной звездой был Эйнштейн, а весь мир грезил о мирном атоме. Фонтана не случайно называл себя «живописным исследователем». Он – лирик, говоривший о физике, и сейчас кажется, что он нашел бы общий язык с нашими шестидесятниками.

Соавтор итальянского чуда

В 1966 году Лучо Фонтана стал победителем венецианской Биеннале, вместе с итальянским архитектором Карло Скарпой. На конкурс коллеги представили пространственный концепт «Ожидание» – овальный белый зал, уставленный холстами, внутри которого почти исчезало привычное чувство пространства и времени. Здесь главную роль сыграли даже не разрезы и форма конструкции, а игра с цветом и светом, которой оба итальянца занимались в течение нескольких десятилетий. Во второй половине 1960-х стиль Лучо Фонтаны стремительно набирал обороты. На той же Биеннале много говорили о проекте японца Аи-О – он выстроил в Венеции разноцветные гудящие сооружения со щелями, в которые зритель должен был просовывать руки.

После триумфа Фонтаны на Биеннале его мотивы разобрали на цитаты не только художники, но и дизайнеры. На выставке в Мраморном дворце есть несколько серых листов, проколотых долотом, – в 1970-е дырявая облицовочная плитка из гипсокартона оккупировала стены всех офисов по обе стороны железного занавеса. А еще Фонтана придумал крученые стеклянные трубки-лампы – в наше время такие неоновые светильники в стиле хай-тек можно найти едва ли не в каждом ночном клубе. Пространственный стиль, некогда бывший лишь спорным течением искусства, давно вошел в число излюбленных приемов дизайна.

Если говорить тезисно, заслуга Лучо Фонтаны перед Италией почти неоценима. Он сделал то же, что за полвека до него совершили футуристы, – вытащил Италию из ямы художественного захолустья, куда ее в свое время столкнули десятилетия фашистского «большого стиля» и послевоенная разруха. А перед смертью Фонтана стал крестным отцом движения Arte Povera – раскрученное куратором Джермано Челантом «бедное искусство» стало самой важной темой в культуре 1970-х. Дизайн, современное искусство, мода, даже авангардная музыка… Фонтана был одним из тех, кто заставил мир признать: на Аппенинах есть не только Рафаэль, Колизей и Венеция. 

В глобальном масштабе у этого человека тоже есть свои заслуги, особенно заметные в компьютерную эпоху. Когда-то Фонтана изображал бесконечность Вселенной при помощи черного клочка бархата, пытался найти четвертое измерение, пусть сейчас это и выглядит наивно. А сегодня Голливуд зарабатывает на спецэффектах многие миллионы, кинопространство можно выгнуть в любую фигуру. В общем, игра Фонтаны продолжается, его искусство – то самое яйцо, из которого вышел силиконовый стиль «Матрицы».